Шестое, седьмое и другие чувства у домашних животных | Интересные фаты про питомцев
Пять чувств
Великий Аристотель был человеком очень четким и очень любил числа (в основном — малые). И числа его не подводили. Так, он определил, что истина — одна, пол — мужской и женский (два), муз — считал Аристотель — три, темперамента — четыре. А чувств — пять. Мы и сейчас в этом согласны с Аристотелем, добавляя, правда: «основных» и «известных сейчас (или пока) нам»…
Но тем не менее — пять: слух, зрение, осязание, обоняние и вкус. Они есть и у человека, и у животных. Причем, естественно, не только у домашних. И конечно, не только у млекопитающих. Поэтому хочется еще раз напомнить: мы сейчас будем говорить о чувствах лишь отдельных животных — «героев» этой книги. Причем лишь коснемся этого очень сложного вопроса, да и то в определенном аспекте: помогают ли животным их зрение, обоняние или слух возвращаться домой, отыскивать своих хозяев?
Разные животные (насекомые, рыбы, птицы, млекопитающие) одну и ту же задачу могут решать по-разному. И наоборот — разные задачи могут решать похожими средствами. Поэтому мне хочется предупредить вас: не проводите параллелей между дикими и домашними животными в данном случае. А тем более — параллели между, допустим, собаками и птицами, кошками и рыбами, хотя и те, и другие, и третьи, и четвертые обладают обонянием, осязанием, слухом и так далее. И еще одно предупреждение: наши домашние животные, о которых пойдет речь, — отнюдь не чемпионы по остроте чувств. Насекомые, например, обладают таким острым обонянием (условно будем это называть так, хотя, возможно, их запахочувствительность можно назвать как-то иначе), что чувствуют запах крошечной капельки жидкости на расстоянии нескольких километров (зафиксирован рекорд — 11 километров). При этом концентрация пахучего вещества составляла одну молекулу на четыре кубометра воздуха.
Известно, что рыбы плывут из морей в родные реки, ориентируясь по запаху (или вкусу?!) воды этой реки. Можно представить себе, какая крошечная концентрация речной воды в тех районах морей или океанов, где рыбы проводят основное время. Тем не менее запах родной реки служит им путеводной нитью.
Среди млекопитающих наиболее острым чутьем обладает не собака, а, как полагают, слон. В немалой степени благодаря своему хоботу. Но и у собаки — удивительное чутье. С этого и начнем.
Впрочем, начали мы уже давно: мы уже говорили и о собаках-ищейках, и о собаках-геологах, и о собаках-спасателях. Своими успехами они обязаны великолепному чутью.
О чутье собак люди знали очень давно — собаки-ищейки появились у людей сотни лет назад. Но занялись изучением собачьего «нюха» люди сравнительно недавно.
Одним из первых занялся изучением обоняния собак английский исследователь Д. Романее.
Двенадцать человек двигались друг за другом, ступая след в след. Впереди всех шел Романее. Через 180 метров люди разделились — Романее и пять человек, следовавших за ним, пошли в одну сторону, другие шесть человек — в противоположную. Пройдя довольно большое расстояние, люди спрятались, а по их следам пустили собаку экспериментатора. Она немедленно «взяла след», пробежала по нему, правда, сгоряча проскочила место, где люди разделились, но тут же вернулась обратно, не задумываясь устремилась туда, где находился хозяин, и очень быстро его отыскала.
Этот опыт был проделан сто лет назад, в 1885 году. С тех пор люди провели огромное количество самых разных экспериментов с собаками, и все они подтвердили — обоняние у собак великолепное.
Сейчас уже никого не удивляет — это известно, — что собаки отыскивают различные вещи, идут по следу человека. Исследована и степень их запахочувствительности. Установили, что собака может различать запах практически любого человека, прикасавшегося к какому-нибудь предмету. Мало того — известно, что собака может различить запахи однояйцевых близнецов. До недавнего времени это считалось невозможным, поскольку однояйцевые близнецы имеют одинаковую генетическую конструкцию и запахи их очень похожи.
За многие годы изучения обоняния собак люди установили, что они воспринимают более двух миллионов запахов (человек — до нескольких тысяч). Установили, что собаки способны отделять один запах от другого, нужный от ненужных. При этом сила запаха не имеет значения. Действительно, для человека, например, один запах может перебить другой, если новый запах сильнее — он будет более активным. Собака же, идущая, допустим, по следу, встречает на своем пути множество посторонних запахов — следы людей и животных, консервные банки, издающие запах, окурки, пятна бензина — да мало ли что может встретить на земле собачий нос. Но собака не обращает на все эти запахи внимания — она идет по определенному следу, хотя сила запаха этого следа по сравнению с другими запахами ничтожна. Ну в самом деле: запах человека, по следу которого идет собака, — это запах выделения потовых желез на ногах, проходящий через подошву. Даже если это и тонкая подошва — можно представить себе, как мала его сила. А если подошва толстая?
Установив (правда, весьма приблизительно — точно это сделать вряд ли возможно, учитывая собачьи индивидуальности) обонятельные способности собак, люди изучили и «чем нюхают» собаки.
Известно, что у всех теплокровных животных «обонятельным аппаратом» является нос. Внутренняя полость влажная и на ее поверхности находятся так называемые обонятельные луковицы. У собаки они занимают площадь примерно в 1,25 см3. Для сравнения: у человека они занимают 0,125 см3, а у лошади — 5. Но дело не только в величине площади, занимаемой обонятельными луковицами, но и в них самих, точнее — в площади их поверхности. А у собак поверхность луковиц увеличивается благодаря специальным выступам. У человека таких выступов два, у собак — шесть основных и несколько добавочных. В результате поверхность обонятельного аппарата у собаки оказывается в 15 раз больше, чем у человека.
И все это детально изучено. А вот как все-таки улавливает запахи собака — неизвестно. Трудность еще заключается в том, что люди до сих пор еще точно не знают вообще, что такое запах. На этот счет есть ряд гипотез, но определенного ответа пока нет. Естественно, что об обонянии собак у нас тоже нет четкого представления — имеются лишь гипотезы. Мы не будем их здесь обсуждать, поскольку вопрос этот достаточно сложный, к тому же гипотезы есть гипотезы. Скажу лишь, что собаки — это любопытно — малочувствительны к растительным запахам. Так уж у нее сложилось в процессе эволюции: ведь собака по изначальной своей сути — хищник.
Произошла, как мы знаем, от волка. А растения интересуют его гораздо меньше, чем животные. Поэтому у него и выработалось на протяжении многих тысячелетий определенное «пристрастие» к запахам. Это, конечно, не значит, что собака не чувствительна к другим запахам, ведь запахи для нее — основное средство получения информации: благодаря обонянию собака получает 90 процентов сведений об окружающем мире. Стало быть, если мы сейчас обсуждаем проблему возвращения собаки домой или поиски хозяина, находящегося за сотни километров, с помощью одного из пяти чувств, мы должны выбрать обоняние.
Но при всей остроте собачьего носа, может ли он быть ей помощником в поисках, служить компасом на многие и многие километры?
Некоторое время назад появилась довольно необычная наука (или ответвление от основной науки) — криминалистическая одорология. Имеет она прямое отношение к собакам, точнее — к их обонянию. Дело в том, что сравнительно недавно установлено: собаки способны различить запах воздуха, хранящегося в герметически закрытых сосудах в течение двух-трех лет. В эксперименте сквозь какую-то вещь, принадлежащую определенному человеку, шприцем засасывали воздух, затем выпускали его в колбу и закупоривали ее. Через три года из колбы выпускали 2–3 миллиграмма воздуха, давали понюхать собаке, и она безошибочно находила вещь того человека, которому она принадлежала три года назад, или отыскивала (смотря какое у нее было задание) самого человека. На практике таким образом удается обнаружить и обезвредить опасных преступников, скрывающихся от правосудия.
Один известный криминалист рассказал мне о таком случае. С кресла, в котором, незадолго до того как скрыться, сидел преступник, сняли часть обивки и тщательно упаковали ее. Через два года собака помогла точно установить, что задержанный человек — тот самый преступник, который сидел в кресле: она «подтвердила», что запах этого человека сохранился на обивке кресла.
Я вспоминаю об этом потому, что умение отобрать нужные запахи среди множества других, пусть даже более активных, и прочно запомнить их может в какой-то степени привести к разгадке феномена многокилометрового путешествия. Однако если такое и может быть, то лишь в отдельных случаях — ведь большинство путешественников попадали в места, откуда они отправлялись в обратный путь (или вслед за хозяевами) на поездах, пароходах или в автомобилях, и о пахучих следах в этих случаях не может быть и речи. Тогда что же? Слух?
Да, слух у собак достаточно острый — чуткость одна из их основных качеств, недаром же пришли они к человеку в качестве сторожей. Но слух, как легко догадаться, — не помощник в дальних путешествиях.
Зрение? Тоже нет. Хотя сейчас несколько изменили мнение о зрении собак: раньше считали, что она не способна различать цвета, сейчас многие ученые утверждают, что у собак имеется цветное зрение. Тем не менее зрение не может участвовать в поисках пути. Собака близорука — распознает крупные предметы или людей на расстоянии 300–500 метров. Правда, вблизи видит очень четко, подмечает малейшие детали (это качество можно еще и усилить у «способных» собак, что и делают цирковые дрессировщики). Однако зрение все-таки далеко не основное средство познания окружающего мира. И уж конечно, не может служить компасом.
Но может быть, у кошки слух играет большую роль в ее непредвиденных путешествиях? Правда, замечательный американский писатель и натуралист Сетон-Томпсон был иного мнения. Рассказывая о кошке, увезенной (везли ее в карете, в поезде, на пароме) за сотни километров и вернувшейся обратно, он пишет:
«…Как найти дорогу, которой она никогда не видела? В каждом животном живет чувство направления. Оно очень слабо у человека и очень сильно у лошади. У кошки оно могущественно. Этот таинственный путеводитель направил ее на запад… Обоняние несколько раз убеждало ее, что она избрала правильный путь. Припоминался один запах за другим, точно так же как человек, пройдя незнакомую улицу, сразу забывает ее, но, увидав вторично, внезапно что-то припомнит и скажет себе: „Ну да, я уже был здесь однажды!“»
Но на этот раз прекрасный знаток животных Сетон-Томпсон ошибся. Он исходил из самого факта — возвращения кошки. И считал, что «нос все время ободрял ее» в этом путешествии. На самом же деле «нюх» кошки неважный. Как мы уже говорили, одни и те же цели животные часто достигают разными путями. Так исторически сложилось, что органы чувств животных развивались в связи со способом добычи пищи их «хозяевами». Собака отыскивает добычу, преследует ее, бежит за ней по следу. Кошка — подкарауливает. Тут ей не очень важно обоняние — гораздо важнее зрение и слух. И вот они-то у кошки развиты прекрасно.
Не случайно о зрении кошки сложены легенды. Действительно, глаза ее прекрасно приспособлены к видению и при солнце и в темноте — зрачки хорошо регулируют количество света, попадающего на сетчатку. Если света много, они сужаются, иногда превращаются даже в крошечную, узенькую щель, если мало — расширяются. В темноте расширяются настолько, что позволяют кошке видеть в шесть раз лучше человека. Поэтому нам кажется, что видит она в абсолютной темноте. Однако это только нам кажется: в полной, идеальной темноте кошка видеть не может. Но если есть хоть крошечный источник света — он уже дает возможность кошке видеть. Дело в том, что глаза этого животного специально как бы приспособлены к «ночному видению».
Каждый человек знает, что в темноте глаза у кошки светятся. В глазу кошки есть слой серебристых кристалликов (тапетум, как называют его специалисты) — они увеличивают силу проходящего света. Правда, люминесцировать, то есть светиться в темноте, могут не только глаза кошки — они светятся и у некоторых других животных, но у кошки, пожалуй, ярче всех: на 70–80 метров видны в темноте ее горящие «прожектора».
А недавно было высказано предположение, что кошки глазами еще и слышат. Во всяком случае, у них в зрачках найдены такие нервные клетки, какие обычно находятся у других животных в органах слуха. Но это еще требует проверки. Однако и без «глазного слуха» слышат кошки очень и очень хорошо — считают, что слух у нее даже лучше, чем у собаки, а уж о человеке и говорить нечего!
Мышиный «разговор», или мышиный «телеграф» (слабое поскребывание, как бы сообщающее соплеменникам — «Я здесь!»), человек слышит, лишь находясь в непосредственной близости. Кошка же слышит такое «сообщение» более чем за двадцать метров. Услышит она его даже во сне. И соответствующим образом отреагирует.
Очевидцы рассказывали, что во время войны кошки слышали приближающиеся самолеты противника еще до того, как раздавался сигнал воздушной тревоги. Один американский солдат, служивший во время второй мировой войны на Соломоновых островах, говорил, что кот, находившийся в их части, не только задолго до звукоулавливающих приборов слышал приближение самолетов, но и прекрасно отличал, какие это самолеты: если американские — спокойно лежал на месте, если шли самолеты противника — бежал прятаться в бункер. То есть по звукам работающих моторов он определял тип самолета. Это может показаться невероятным, но ведь кошки вообще животные «невероятные», мы это знаем, об этом говорили и будем говорить еще.
Но ни великолепное зрение, ни прекрасный слух (его усиливает и продолговатая выемка-складка на краю кошачьего уха, служащая дополнительным резонатором) не помогают ей находить путь при путешествии на большие расстояния. Не помогает, видимо, ей и удивительное осязание.
У кошки осязание действительно необыкновенное. Благодаря ему кошка, ничего не видя, тем не менее прекрасно чувствует себя в настоящей кромешной тьме. Органы осязания у кошки — это в первую очередь твердые упругие волоски, которые мы называем усами, а ученые — вибриссами. Они растут и там, где полагается быть бровям, и на лапах и, как полагают некоторые ученые, на боках. Вибриссы помогают кошкам не только свободно ориентироваться в темноте, помогают им определять габариты углублений или щелей, помогают получать и другую информацию, которую иногда не получишь даже с помощью зрения и слуха. Например, считают, что именно благодаря вибриссам кошка может спокойно идти вдоль стены в темноте, не касаясь ее даже вибриссами, как бы чувствуя или осязая эту стену на расстоянии. Мы знаем, что вибриссы заканчиваются в коже мощными луковицами, обильно окруженными кровеносными сосудами, знаем, что, лишенная усов, кошка становится совершенно беспомощная (некоторые ученые, проделавшие опыты с отрезанием усов у кошки, говорят, что животные от этого начинают страдать нервными расстройствами), но механизм действия и значение их в жизни кошек мы еще до конца не представляем себе.
Ну, а теперь немного о лошадях.
Американская исследовательница Мойра Вильямс в своей книге «Психология лошадей» утверждает, что «обоняние у лошадей является основным механизмом, помогающим ей ориентироваться на местности». Вероятно, Вильямс права, именно обоняние приводит лошадей к дому, позволяет найти дорогу в пустыне или в заснеженной равнине. В степях, где испокон веков жили дикие лошади, где часто нет видимых ориентиров, очевидно, запах помогал им выбирать направление. И если лошади не шли по следу за добычей, подобно собакам, то в их жизни большую роль играла вода, и дорогу к водопоям они отыскивали по запаху. Безусловно, обоняние помогало лошадям спасаться от хищников.
Действительно, обоняние у лошадей хорошее, даже, возможно, очень хорошее, может быть, даже развито лучше других чувств. И люди это знали издавна. Не случайно же Сетон-Томпсон в рассказе о кошке упомянул и лошадь. Любопытный случай рассказывал один из участников гражданской войны в Сибири: чтоб избавиться от постоя белогвардейцев, крестьяне сибирских деревень часто смазывали ворота своих домов медвежьим жиром. Случалось, что из-за этого лошади даже в деревню входить не хотели и никакие принуждения всадников не могли заставить их двинуться вперед.
У копытных обоняние вообще развито хорошо — лоси, например, способны улавливать запах за километр, северные олени — километра за полтора, они чувствуют запах ягеля глубоко под снегом.
Слух у лошадей тоже хорошо развит. Между прочим, среди «гениальных» лошадей мы упоминали Берто — слепую лошадь, которая «работала» только благодаря своему исключительному слуху. И возможно, обоняние, и в какой-то степени слух помогают лошадям находить дорогу к дому. А может быть, и что-то другое помогает и им, и собакам, и кошкам?
Шестое, седьмое и другие?
Как кошки, собаки, лошади находят дорогу, мы точно не знаем. Но предположения, гипотезы уже есть. И построены они не умозрительно, а на достаточно сложных опытах, которые если и не раскрывают тайну, то, может быть, дают возможность приблизиться к ее разгадке?
Когда мы говорили о пяти чувствах, вспомни, мы добавили — «основных». Сейчас уже нёт сомнения, что, кроме основных, есть и дополнительные, а может быть, и такие же важные, как основные (и когда-нибудь мы будем говорить не о пяти основных чувствах, а десяти или двадцати — кто знает?). И такие, как чувство равновесия, чувство пространства, мышечное чувство, а некоторые ученые добавляют к ним чувство голода и жажды, займут свое место в ряду других основных чувств. Но пока о них известно лишь немного.
Однако прежде чем говорить об опытах по изучению механизмов, помогающих нашим домашним животным ориентироваться в пространстве, скажем еще раз о том, что между их действиями и действиями диких животных — большая разница.
Многие птицы, пролетая огромные пространства, точно находят и места зимовок и родные места. Их ориентация и навигация уже более или менее хорошо (хоть и не до конца) изучены. Уже сделаны очень интересные открытия. И в том числе открытие, которое нас должно сейчас заинтересовать: завезенная людьми и выпущенная на трассе своего весенне-осеннего перелета птица в первой половине лета полетит в сторону дома, хотя ее выпускали в непосредственной близости к месту зимовки, во второй — в сторону зимовки, даже если выпустили около дома. И наоборот. Если же ее выпускали посреди трассы, то она выбирала направление соответственно времени года. Тоже удивительная ориентация во времени! Но нас сейчас интересует другое — определенность, заданность, традиционность полетов и их связь с временами года.
Летучие мыши — тоже зверьки перелетные. Опыты, которые проводили с ними польские и американские ученые, показали, что с расстояния, на которое они отлетают обычно от своих убежищ, завезенные зверьки возвращались точно, с больших расстояний — нет. Но это — если опыты проводились в межсезонье, то есть летом, когда ни на зимовки зверьки лететь не собирались, ни с зимовки. Если же ловили их весной — они прилетали к своим убежищам с довольно большого расстояния. Эти и другие опыты показывают, что животные, которым свойственны передвижения на большие расстояния, способны на это лишь во времена, как бы запрограммированные для таких путешествий. Конечно, нет правил без исключения, но эти исключения лишь подтверждают правила. Безусловно, у перелетных или мигрирующих животных есть очень веские основания вести себя именно так. Но и это — еще одно подтверждение того, что их нельзя сравнивать с домашними животными: ведь по укладу своей жизни (и жизни своих предков) домашние животные не путешественники. Может быть, путешествия, которые они совершают, причем не по своей воле, на протяжении многих поколений, — единственный случай. Значит, для диких животных, допустим, для перелетных птиц, межконтинентальные путешествия естественны, и на протяжении многих тысячелетий у них выработались определенные механизмы, позволяющие и помогающие эти путешествия совершать. Для домашних же животных подобные ситуации являются экстремальными, необычными. Животные не подготовлены к ним. И как доказательство этого — много «осечек». Например, собаки или кошки далеко не все добираются до своих домов. Вспомним, например, заблудившихся в больших городах собак, которых все мы, очевидно, видели. Они почему-то не могли найти дорогу к дому. Но другие находят. И коль скоро это так, то должны быть механизмы, помогающие им это делать. Какие-то чувства, помимо основных пяти. Да, должны быть. Но вот какие?
Об этом уже всерьез задумываются немало ученых. Задумался и советский академик Иван Соломонович Бериташвили.
…Клетку, в которой сидела кошка, каждый день, перед тем как животное кормить, поднимали, перемещали на несколько метров вправо, разворачивали, опускали на пол и открывали дверцу. Кошка скоро привыкла к этой процедуре и спокойно ждала, когда она окончится. Потом так же спокойно вставала и уверенно шла к кормушке. Четыре метра, поворот направо… Но вот однажды клетку переместили лишь на два метра. Но кошка как будто вычислила, что два метра — не четыре, что еда полагается после четырехметрового передвижения клетки. И осталась лежать на полу клетки…
В другом опыте клетку перенесли на четыре метра, но повернули при этом не направо, а налево. И тут кошка будто знала, что повернули не туда, будто умела отличить где право, где лево. А ведь видеть она ничего не могла — глаза у нее были постоянно завязаны во время подготовки опыта и во время его проведения. Значит, у нее есть чувство расстояния, понимание, где правая сторона, где левая?
В следующем эксперименте кошку, прежде чем кормить, поднимали вместе с клеткой на высоту полутора метров. Через некоторое время клетку подняли лишь на метр. Слюна у кошки не стала выделяться: кошка «определила» высоту и поняла, что это — не та высота, после которой ее кормят.
То же примерно происходило с собаками. Значит, и у них есть представление о положении в пространстве и о перемещении в нем?
Лабиринты и дуги! — решили ученые. И действительно, когда животным разрушили вестибулярный аппарат, они становились во многом беспомощными.
Вестибулярный аппарат находится в лабиринтах. А лабиринты — во внутреннем ухе. Это — сеть канальцев, заполненных плотной жидкостью, и мешочки, в состав которых входят кристаллики кальциевой соли. Они называются отолитами, или ушными камнями. Стоит нам изменить положение тела (лечь, наклониться) или даже просто наклонить голову — ушные камешки передвигаются, начинают давить на соответствующие воспринимающие клетки, а те посылают определенные сигналы в мозг. Они же помогают нам быть устойчивыми в пространстве — при торможении троллейбуса, например, они не только сообщают нам об этом, но и молниеносно мобилизуют соответствующие силы, которые помогают нам удержаться на ногах. Другая часть вестибулярного аппарата — полукружные дуги. Они помогают нам чувствовать и ориентироваться не во время перемещения по прямой (или вверх-вниз), а по окружности (например, при катании на каруселях). В этом случае (при поворотах) жидкость, заполняющая эти каналы-дуги, давит на соответствующие клетки, и мы получаем не только информацию — получаем возможность вести себя соответствующе. Иными словами — вестибулярный аппарат помогает живому организму сохранять равновесие, иметь представление о положении в пространстве и о перемещении в нем.
Особенно важен вестибулярный аппарат для птиц: ведь положение их тел в воздухе особенное — нет опоры о землю; к тому же им свойственны резкие повороты. Но вот лет сто назад обратили внимание, что голуби с разрушенным вестибулярным аппаратом не только плохо летают, но и не находят дороги домой. Решили было, что вестибулярный аппарат является и органом равновесия, и в определенной степени «компасом» — органом, помогающим ориентироваться в пространстве. Однако тогда эта версия была отвергнута. Возможно, еще не пришло время раскрыть эту тайну.
Академик Бериташвили подошел к вопросу ориентации иначе. Он понял, что ориентироваться в пространстве помогают все органы чувств. И зрение у одних, и обоняние у других помогают оценить обстановку, получить представление об окружающем пространстве и о том, что находится в нем. У животных возникает представление о конкретном образе. Но если обстановка будет все время меняться, например человек или животное будут двигаться, то необходимо еще какое-то ориентирующее его чувство, которое создавало бы у человека и у животного образ пройденного пути, его длины, поворотов, подъемов и спусков на нем. Этому и служит вестибулярный аппарат. Не помогает ли он и нашим кошкам и собакам ориентироваться на местности, фиксировать пройденный путь или путь, которым их провезли (в сочетании, конечно, с «работой» других чувств — слуха, обоняния, зрения?!). Может быть, комбинационная, так сказать, ориентация: где-то вестибулярный аппарат играет основную роль, где-то — зрение, где-то — обоняние? Но тут есть очень серьезный контраргумент: часто животные возвращаются к дому не по тому самому пути, по которому их везли, а идут напрямик, хотя, сокращая расстояние, они лишаются каких-либо ориентиров. Как это можно объяснить?
Пока объяснить нельзя. Так же, как и многое другое.
Например, на пути кошки, которая обычно идет к кормушке с завязанными глазами, но идет уверенно, так как уже не раз шла этим путем, ставили щит. Причем принимались меры, чтоб обоняние не подсказало кошке об этой «каверзе» людей. Но кошка уверенно проходила часть пути, не доходя 15–20 сантиметров до щита, поворачивала, обходила его и снова направлялась к кормушке. И так — много раз. Меняли размеры щитов, изменяли их местоположение — кошка ни разу не задела препятствие.
Примерно так же, несколько, правда, менее четко вели себя и собаки. Что помогает им обходить препятствия так, будто они его прекрасно видят? В лаборатории Бериташвили, где проводились эти опыты, сшили животным комбинезончики — на случай, если они как-то кожей воспринимают препятствия. «Работать» животные стали немного хуже, но все равно препятствия обходили.
Не изменяли кошки своего поведения и когда им отрезали усы. В чем дело? Известно, что летучие мыши облетают препятствие, не видя его. Но у них есть прекрасный ультразвуковой локатор. А у кошек и у собак таких локаторов не обнаружили. Однако когда животным затыкали уши, они наталкивались на препятствие. Если же его не существовало — и с заткнутыми ушами уверенно шли к кормушке.
Можно сделать приблизительный вывод: кошка за многие тысячелетия «научилась» распознавать в темноте препятствия — улавливать малейшие звуки, отражающиеся от них, и обходить эти препятствия. Но уверенно двигаться к кормушке с завязанными глазами, обходить препятствия и тем самым менять маршрут, а потом снова брать правильное направление помогает ей, видимо, именно вестибулярный аппарат: однажды он воспринял место, где находится кормушка, и, зафиксировав его, ведет кошку в нужную точку.
Вестибулярный аппарат помогает кошке во многом. В том числе и становиться на ноги во время приземления.
Издавна удивляла кошка людей своей способностью, падая с высоты — будь то большая, будь то совсем малая, — становиться на лапы. Брем, рассказывая о своих опытах с кошкой, с удивлением описывал эту ее особенность и никак не мог понять, почему же такое происходит. И не удивительно. Много лет после Брема пытались люди понять это. Лишь с помощью киносъемок установили, что при падении кошка очень ловко пользуется своим хвостом — в момент падения хвост вращается так, что заставляет все тело кошки поворачиваться в обратном направлении. И вращается до тех пор, пока органы равновесия не отметят, что тело приняло нужное положение. Затем кошка, опять-таки с помощью хвоста, выравнивает положение тела, выбрасывает лапы и падает уже так, чтобы встать на них. А хвост в это время служит стабилизатором. Вроде бы все объяснимо. И в то же время невольно напрашивается вопрос: как же это у нее все-таки получается?
Но есть и еще вопросы. Самые простые.
Например, для чего она мурлычет? Тоже ведь непонятно. Но во всяком случае — не зря: зря животные ничего не делают. Тут что-то есть. Но что?
Или вот еще.
При холоде в комнате кошка сворачивается в плотный клубочек. Чем теплее становится, тем больше кошка распрямляется. В очень теплой комнате она изгибается крутой дугой. Но, как подметил американский ученый Р. Бертон, чем жарче становится, тем больше начинает снова сжиматься, свертываться кошка. И «до сих пор никто не сумел объяснить, почему это происходит», — пишет Бертон.
Мы тут лишь чуть-чуть коснулись некоторых загадочных, непонятных или еще плохо изученных вопросов поведения наших домашних животных. А ведь их — тысячи!
Домашние животные — наши ближайшие соседи по планете. О них известно очень многое и написаны о них тысячи и тысячи книг. И можно написать еще гораздо больше. И в то же время о них известно так мало, что еще тысячи вопросов остаются без ответа!
Об этом подробно говорилось в предыдущей книге «Соседи по планете», и тут, мне кажется, нет надобности повторяться.